В Стране Дремучих Трав - Страница 18

К оглавлению

18

Тут мне пришло в голову, что эта сложная задача должна решаться каким-то очень простым, ясным способом. И мне сейчас же вспомнились слова народной пословицы: «Что хитро, то и просто».

История с Думчевым требует самого простого решения.

Но как же найти это простое решение?

Надо искать отгадку этой сложной задачи каким-то совсем простым путем.

Я ушел из читальни. Отправился к морю, бродил по берегу и думал все о том же.

Итак, не надо слишком мудрить. Главное — наблюдательность и внимание!

Аристотель свыше двух тысяч лет назад по рассеянности сделал описку в своем трактате. Он написал, что у мухи четыре пары ног. Это была только смешная описка. Это неудивительно. Но вот что действительно удивительно: ученые восемнадцать столетий смотрели на надоедливую муху и не потрудились проверить Аристотеля!

Из одной рукописи в другую переносили они это недоразумение про муху с четырьмя парами ног. А настоящей мухи и не заметили!

Я гулял по берегу. Шум моря точно вторил моим мыслям. Я непременно найду решение! Главное — научиться наблюдать! Наблюдение и догадка!

Да! Простая догадка! Вот что здесь требуется. Совсем такая, что когда-то, давным-давно, пришла в голову одному мальчику десяти лет. Где я о нем читал? Не помню. Но хорошо помню всю эту историю. Это было тогда, когда был изобретен паровой насос для откачки воды из рудничных шахт.

Мальчику поручили скучную, однообразную, надоедливую работу. Он обязан был целый день стоять у машины " попеременно то открывать кран с горячим паром — для заполнения цилиндра, чтобы поршень гнало вверх, то открывать кран с холодной водой — для охлаждения пара и создания безвоздушного пространства, в которое устремляется вода из шахт. Это нетрудно, но как скучно! Другие мальчишки весело играют в лапту на зеленом лугу. Хорошо бы поиграть с ними, а чтоб машина в это время работала! И тогда мальчик крепкой бечевкой соединил ручки обоих кранов. Краны стали открываться и закрываться без его помощи. А мальчик пошел играть в лапту. Вдруг перебой в работе — веревки перетерлись. Машина стала. Позвали изобретателя парового насоса. Он увидел обрывки веревки — и все понял. И совсем не стал ругать испуганного мальчика, все еще державшего мяч в руке.

Изобретатель был в восторге: наблюдательность мальчика подсказала ему, что вместо веревок надо поставить штанги для открывания и закрывания кранов. Вот что значит наблюдательность!

Как часто самое простое лежит перед нами, а мы его не видим и мудрим, осложняем дело.

Я вернулся к себе в гостиницу «Волна», и когда брал ключ из шкафчика на стене, дежурная по гостинице подняла глаза от книги, посмотрела на меня:

— Гражданин Нестеров!.. «А, хорошо же!..» — Она опять обратилась к книге. — «А, хорошо же! — прошептал он сдавленным от гнева голосом. — Сюда! Живей! Ну же! Обнажайте шпагу! Пусть мостовая обагрится кровью одного из нас…» Гражданин Нестеров… Так вы еще не уехали? Простите, я читаю роман Гюго. Здесь Эсмеральда. Так жалко… Вы остаетесь еще на сутки?.. «Пусть мостовая обагрится кровью одного из нас…» Если вы, гражданин Нестеров, не уезжаете, то я оставляю номер для вас. Сколько дней вы пробудете здесь еще?

— Сколько дней?.. Сколько дней?.. — При этом я подумал о Думчеве. — Одна таинственная история заставляет меня пробыть…

— Тайна? Таинственная история! Вот хорошо! Как люблю я всякие тайны!

Я подумал: «Если бы ей рассказать о письмах Думчева, она забыла бы даже про свои книги!»

Глава 17

Я ИГРАЮ РОЛЬ СОСРЕДОТОЧЕННОГО, НО РАССЕЯННОГО УЧЕНОГО

Девять десятых работы артиста, девять десятых дела в том, чтобы почувствовать роль,

духовно зажить ею: когда это сделано, роль почти готова.

К. С. Станиславский

Я лег спать, но долго не мог заснуть. Снова и снова я сопоставлял отдельные слова из писем Думчева с теми сведениями, что сообщила мне Булай. И вдруг я почувствовал испуг. Еще недавно у меня намечались какие-то выводы, заключения. Правда, еще неясные, как бы в тумане. Только ощущения. Что-то уже намечалось, и уже была уверенность, радость: тайна Думчева вот-вот будет раскрыта!

А теперь все это рассеялось. Точно потерял то, что нашел.

Как разноцветные стекляшки в детском калейдоскопе-вертушке, неожиданно и прихотливо складывались случайные слова из писем. Но последовательности не было никакой.

Тут вспомнилась мне почему-то далекая деревня, занесенная снегом. Там я много лет назад был учителем. Ставил свой первый спектакль и играл главную роль. Это было мое первое знакомство с театром.

В тихий зимний вечер, за час до спектакля, в пустой школе я стал быстро про себя повторять свою роль и испугался: куски текста вылетели у меня из головы! Были слова из разных кусков. Эти слова вертелись в голове, но становились не на свое место, беспорядочно смешивались. Роль была забыта!

Но когда дали занавес и я вышел на сцену, то сразу ощутил себя тем самым героем, чью роль мне надо было играть в спектакле. Все восстановилось — все слова пришли! Я жил жизнью своего героя. Спектакль был удачен! Он повернул мою судьбу: я был учителем в деревне, а в тот же год уехал в Москву. Держал экзамены в театральное училище. Потом стал режиссером.

Как странно, что вот уже несколько дней я живу вне моих обычных, постоянных переживаний, всегда связанных с театром! Сейчас я занят судьбой неизвестного мне человека — Думчева… Но ведь я режиссер…

…Голова моя тяжелела, веки слипались…

…Какой неровный пол с большими щелями на этой деревенской сцене! А я на него вступаю. Керосиновая лампа под потолком сильно коптит. Что за стук?.. Аплодисменты?.. Нет, это веничек боязливой соседки в доме, где жил Думчев. На минуту появилась Кручинина из пьесы Островского, а я — бездомный Незнамов — хочу ей что-то сказать, но забыл слова своей роли. Кручинина в черном шелковом платье с буфами. Да, но почему она седая и так гладко причесана? Ах, ведь это Булай!.. Резкий свет софита ударил мне — Незнамову — в лицо… Я проснулся. Яркий солнечный луч бил мне в глаза.

18