В Стране Дремучих Трав - Страница 27

К оглавлению

27

Фокусник! Жук щелкун!

Я шел все вперед. А игра вокруг продолжалась. Игра шла в нарастающем темпе. Меня окружал какой-то парад ряженых. Что за маскарад?! То, что называется мимикрией, проявлялось вокруг меня в самых неожиданных формах. Фокусы, прятки, костюмы, взятые напрокат у соседа-хищника…

Я перебегал с места на место. Как устал я от этого маскарада! Куда мне деваться?

Глава 27

ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ ВЕЛИКИЙ ПОТОК

Ведь страх в том-то и выражается, что наши чувства теряют ясность и все представляется в искаженном виде.

Сервантес, Дон-Кихот.

Я всматривался в даль, все старался что-нибудь увидеть, разглядеть сквозь чащу леса. Вслушивался. Грохот и рев потока все нарастали. Многошумный лес становился реже. Наконец я вышел на опушку.

Так вот он, поток! «Великий поток», упоминаемый в письме Думчева.

Медленно и осторожно шел я по краю высокого и обрывистого берега. Внизу шумел и грохотал поток. Отсюда, с высоты, я видел противоположный низкий берег, покрытый наносами глины, песка, гальки и валунов. По видимому, этот поток разливается во время больших дождей широко, далеко и мощно.

Вода разрушает, вода и строит. Века и века она ведет работу по выработке русла больших рек.

Но масштабы моего роста стали совсем иные. Я уменьшился в сто или двести раз! И, глядя на этот ручеек — Великий поток, — я узнаю в нем жизнь и работу больших рек, образование и разрушение берегов. Раньше, перешагнув через этот поток, я не обратил бы на него внимания: ручеек! Он многоводен только после дождя. Кто заметил бы его работу! Заливание берегов, размывание, принос и отложение нового материала. Совсем как большая река.

Думчев в своем письме говорил о ста шагах на юг от потока. Но где здесь юг и где север, я никак не могу определить. В письме говорилось о большом тракте. Что это за тракт? Где он? Я бродил по берегу и оглядывался.

Кто-то толкнул меня. Я упал, но мгновенно вскочил на ноги. Огромный бурый удав! Он извивается, он громко шуршит по песку. Я отбежал. Но странно, почему так много ног у этого животного? Голова у него толстая, бурая, с красной каймой. Удав извивался. В этот миг я потерял все свое самообладание. Не помню, как очутился на самом краю крутого берега. Удав кольцом извивался совсем рядом. Предо мной — огромная голова с двумя вытаращенными глазами. Голова раздувалась.

С берега с большой высоты я упал в шумящий поток.

Чуть не захлебнулся. Пришел в себя и поплыл по течению. Какая-то доска проплыла мимо меня. Я уцепился за нее, влез и поплыл. Это была простая щепка, но для меня — спасительный плот. Я понял: никогда нельзя терять самообладание. Ведь этот «удав с ногами» — только гусеница, кажется бабочки Винный бражник. Опять обман! Ее пугающие глаза — два пятна. Она меня сама испугалась — и у нее раздулось одно из колец тела. А это устрашает даже маленьких птиц. Берег был близко. Я доплыл и вылез на землю.

Какие странные маленькие следы! По этому влажному песку у этого потока только что прошел… человек!

Человек оставил глубокие и четкие следы ног… Здесь, в Стране Дремучих Трав, еще один человек!

Я громко и радостно крикнул это слово: «Человек!»

И мне показалось, что вся Страна Дремучих Трав притихла, умолкла. И поток перестал шуметь. Как будто кругом все прислушивалось к этому слову — «человек».

Как будто стало все приветливей. Здесь — человек! Это — Думчев!

Глава 28

ЧЕЛОВЕК МЕНЯЕТ ПЛАЩИ

Искусством мы природу побеждаем,

Когда она нас хочет победить.

Антифонт

Не отрывая глаз от следов, я шел все дальше и дальше от потока. Все казалось простым и естественным: где-то здесь, где-нибудь за поворотом, я вдруг увижу Думчева.

Воображение рисовало мне самые неожиданные картины. Я ускорил шаги, но следы вдруг затерялись. Он» исчезли в кустарнике. Мрачные густые тени легли на этот кустарник. В полутьме я перелезал через гигантские балки, бревна, цеплялся за сучья. Какая-то огромная птица пролетела мимо меня, и я, спасаясь от нее, шарахнулся в сторону. Наскочил на дерево и вскрикнул от боли. В меня вонзилась острая игла. С большим трудом я вытащил из своего тела отломавшийся конец этой иглы. Боль была как от ожога и не утихала. Отойдя от этого дерева, я опустился на землю. Тело было точно в огне.

Густой стеной стояли предо мной деревья, все стволы их были утыканы такими же иглами. Деревья колыхались на ветру, шумя плоскими зубчатыми листьями. Каждый зубец листа оканчивался тоже иглой. Крапива!

Наконец, превозмогая боль, я поднялся и зашагал наугад.

Шум потока заглох. Тени рассеялись. Стало светлее.

Я поднял голову и вскрикнул. Удивительные строения цвета пергамента висели над моей головой. Какие странные жилища! Как гигантские чашки.

Опрокинутые чашки тянулись с неба к земле. Так, что открытые «двери» были над моей головой. Точно какой-то гигант Гулливер поднес к моим глазам этот город откуда-то из невидимого пространства. А позади этого пергаментного города зеленая стена уходила в небо. Как великолепен этот бледно-желтый город на фоне зелени, пронизанной солнцем!

В воздухе стоял шум и гром: гигантские желтые птицы с гулом и грохотом влетали в город и вылетали обратно.

Строения прикрыты сверху покрывалом, так что птицы не сверху, а снизу, как бы отрываясь от земли, влетали под покрывало.

Где я? Что это за странные строения? И что это за птицы-строители?

Я сделал шаг, споткнулся и едва не упал. Предо мной лежало толстое бревно. На его красном фоне ярко светились под солнцем какие-то широкие золотые полосы… Нет, это буквы! Но совсем непонятные, незнакомые буквы. Не прочесть, не разобрать! Почему? Они небывалых размеров. Чтоб прочесть, я отбежал в сторону и рассмеялся: «Пионер 2В».

27