Забавно! «Пионер 2В» — это марка карандаша. Мягкий карандаш. Таким я люблю писать. Это бревно — мой карандаш. Я уронил его в беседке, когда пытался писать на картоне, оторванном от гнезда бумажных ос…
Значит, я теперь нахожусь в этой же беседке. Надо мной «город» бумажных ос.
Вот что здесь примечательно: разные по характеру работы совершались здесь одновременно. А именно: в одно и то же время осы строили всё новые и новые ячейки-жилища, заполняли их яичками, то есть как бы вселяли в них жильцов. Тут же в других ячейках осы кормили личинок, готовили покрышки для ячеек, где личинки превратятся в куколки, и покрывали этими приготовленными покрышками отверстия ячеек. В то же время непрерывно шла основная «стройка»: возводились ряд за рядом помосты для новых этажей и воздвигались эти этажи. Тут же происходили заготовка и производство строительного материала — бумаги.
Я загляделся. И вдруг на поляну выбежал человек. Да, человек! Я замер.
С удивительной ловкостью человек взобрался на крышу этого пергаментного города. Сталь сабли мелькнула в воздухе. Человек отрубил от крыши этого удивительного сооружения огромный кусок бумаги.
Думчев! Бумага нужна ему для писем, посылаемых в город.
На человека накинулись осы. Но он спрыгнул на землю и метнулся в сторону. Я хотел кинуться к нему и вдруг услышал оглушительный шум. Воздух заколебался. Резко и внезапно потемнело кругом.
На поляну спустился громадный самолет. Так мне сначала показалось. Присмотрелся. Этот «самолет» держался на двух длинных столбах. Крылья были сложены, равномерно покачивался черный с белым хвост. Это птица. Кажется, трясогузка.
Но где же человек, который так храбро воевал с осами? Вот он! Каким лилипутом показался он мне по сравнению с этой огромной, страшной птицей! Она его заклюет. Я крикнул, чтоб предупредить его. Но он не обернулся. Не слышит?! Гигантская птица скакнула в его сторону. Но человек уже прислонился к черной коре дерева, срывает со своих плеч черный плащ, прикрывается этим плащом. Трясогузка рядом с ним, но не замечает его. Она клюнула червяка, извивавшегося возле человека. Червяк показался было мне огромной змеей.
Птица, взмахнув крыльями, улетела. И тогда человек помчался прочь. Он убегал… убегал, держа подмышкой кусок бумаги.
Птица снова опустилась недалеко от него. Человек приник к большому зеленому листу. Черный плащ упал на землю. Человек оказался в зеленом плаще. Он стоял на зеленом листе и был невидим.
Птица с шумом улетела.
— Думчев! — кричу я.
Он не слышит, не оборачивается и исчезает со своим куском бумаги.
Кинуться за ним! Но пролетающие осы ужалят меня. Я упаду замертво.
Крикнуть еще раз? Но шум полета ос заглушает мой слабый человеческий крик. И все же я кричу, снова и снова:
— Доктор Думчев!
Нет, он не оборачивается… Он уходит! Исчезнет! Неужели навсегда?
Я в отчаянии кидаюсь вслед. Догнать! Догнать! Летают с шумом осы. Они собьют меня с ног. Но я лавирую. Пригибаюсь к земле. Падаю. Поднимаюсь. Снова бегу вслед за Думчевым.
Лишь бы догнать! Не потерять из виду!
Бегу. Кричу:
— Доктор Думчев! Доктор Думчев!
И мне показалось — он смотрит в мою сторону. Я поднимаю какие-то предметы и кидаю их в воздух.
Да, он меня видит, останавливается. Всматривается. И вдруг точно в испуге кидается прочь. Но, сделав несколько шагов, он как бы опомнился. Обернулся. И вот он уже идет, идет ко мне навстречу. Размахивает руками, подавая какие-то знаки. Я спешу к нему. Еще шаг, другой…
Но земля подо мной заколебалась…
Я куда-то провалился!
В грудь он ударил себя и сказал
раздраженному сердцу:
«Сердце, смирись; ты труднейшее
вытерпеть силу имело»..
Так усмирял он себя, обращаясь
Мнлое сердце ему покорилось, и снова терпенье
В грудь пролилось его…
Гомер, Одиссея
Я упал на что-то мягкое. Опомнился, вскочил. Темно. Густая, тяжелая тишина. Прислушался. Мне почудилось, что рядом со мной кто-то стоит и дышит.
Кто здесь? Ни звука. Но кто это шевелится рядом со мной?
Я отбежал в сторону. Уперся в какую-то стену. Тронул ее рукой. Стена то гладкая, то шершавая. И снова побежал вперед по какому-то длинному, бесконечному коридору.
Коридор куда-то опускался. Я остановился — грохот и шум ворвались сюда. Что это? Плеск воды?
Коридор выходит к воде?1
Обратно! Назад! Я шел… шел… трогал руками стену и понял: здесь коридор раздваивается.
Я задел ногами какой-то сучок или корешок и остановился. Сучок-рогатка. Гладкий. Нет, некогда раздумывать. Надо спешить выбраться отсюда. Я бросил сучок и снова пошел по коридору. Сколько мне еще идти? Не иду ли я по какому-то кругу? Где же выход из него? Неужели там, где грохочет вода? Опять раздваивался мой коридор. Нога снова зацепила за что-то. Сучок? Корень? Да это тот же самый сучок, который я бросил!
Как слепая лошадь в коногонке, я совершаю здесь хождение по какому-то кругу. Кто строил этот лабиринт?
И в полной темноте я стал внимательно и старательно ощупывать, исследовать обе стены коридора. Так дошел я до какого-то неожиданного спуска: шума воды здесь не было слышно.
По видимому, я иду в глубь земли. Спуск приводит меня в какой-то новый длинный коридор.
Здесь опять, трогая и ощупывая стены, я убедился: этот коридор, так же как и первый, замкнутый.