В Стране Дремучих Трав - Страница 34


К оглавлению

34

Я начал об этом думать, но, не додумав, сам посмеялся над собой: нельзя же мне превратиться в вечные часы-ходики для самого себя! Все ходить, ходить, не останавливаясь, не отдыхая, и засекать, отмечать время!

Нет! Если экспедиция за пилюлей будет неудачной, я все же придумаю, найду, установлю правильный счет времени!

Последние слова — «счет времени» — я почти выкрикнул. Это услышал Думчев. Он обернулся ко мне и, подгоняя своеобразным молотком плотнее доску к доске на плоту, переспросил:

— Счет времени? У меня здесь свой счет времени.

Я ведь считаю время по количеству ударов пульса, по количеству дыханий.

«Какая нелепость!» подумал я, но сказал Думчеву, что это практически невозможно.

— Для вас невозможно, — ответил он, — а для меня возможно!

Я подумал и потом высказал Думчеву свою мысль. Количество дыханий и количество ударов пульса в минуту для нормального, здорового человека вполне определенно. Но произошло катастрофическое изменение в росте. Разве это не повлекло за собой изменение системы работы сердца, количества ударов пульса и количества дыханий?

— Я устроил солнечные часы, — сказал Думчев. — Разделил круг солнечных часов на двадцать четыре сектора — двадцать четыре часа. Обычный счет людей. Определил количество ударов пульса за один такой солнечный час… и стал считать.

— А в пасмурный день?

— Я считал время по пульсу… записывал… потом солнце появлялось… складывал цифры… Счет продолжался… Простая арифметика… Но дальше…

Тут Думчев смолк.

Я думал: до каких астрономических цифр должна дойти такая запись времени? А что, если запись пропадет? Ведь тогда пойдет страшная путаница. Мое предположение подтвердилось.

— Часы мои, — сказал Думчев, — действовали исправно. Тот же счет времени, что и у людей. Но случилось большое несчастье. Ящерица опрокинула солнечные часы. Я восстановил их. Но тут пришла беда. Запись пропала. Понимаете? Запись часов пропала. Знаете ли вы, что здесь свои стихийные бедствия — катастрофы? Разливы рек, бушующие ветры, песчаные бури. Вихри здесь взметают камни высоко-высоко в воздух, а потом яростно швыряют их обратно на землю. И вот я не смог уберечь запись времени. Снова начинал счет, и снова записи погибали.

Думчев замолчал, потом с некоторым оживлением заговорил:

— Всего два раза в жизни я растерялся. Один раз здесь, когда погибла моя первая запись времени… И еще раз до того, как я попал в Страну Дремучих Трав… вернее, перед тем, как попасть сюда…

Я слушал Думчева.

И только тут стало мне ясно и понятно все, что лишь приблизительно угадывалось мной тогда, в Ченске, в его лаборатории.

Я узнал, как Думчев исчез в день своего венчания. Было так. Думчев уже собирался выйти из своей лаборатории. Он отхлебнул глоток чаю. Рука его, потянувшаяся с чайной ложечкой к сахару, попала случайно в порошок, уменьшающий рост. Думчев проглотил порошок. Он стал быстро уменьшаться. Потерял голову от неожиданности.

Но крупинки! «Только в них спасение!» спохватился он.

Но было поздно. Он все уменьшался. Метнулся к крупинкам, восстанавливающим рост. Тянулся к ним, тянулся и опрокидывал все на столе. Голова шла кругом. Напрасно. Он не увидел крупинок. Вот что значит опешить!

И чтобы позвать на помощь, он, выпутавшись из своей одежды, метнулся к открытому окну, вскарабкался на подоконник, хотел крикнуть, позвать людей…

Но тщетно. Уменьшение совершилось так быстро, что голос его уже не был слышен. Пролетающая птица, сорокопут, увидев бегающее по подоконнику живое существо, унесла его. Сорокопут, как известно, приносит своим птенцам живых червяков и гусениц. Эта птица берет и несет добычу так бережно, что не причиняет ей никакого вреда. Думчев пролетел в клюве сорокопута низко-низко над городом. Может быть, над самым крыльцом дома невесты!

Но в ту минуту, когда сорокопут опустился на куст у своего гнезда и раскрытые рты птенцов потянулись за пищей, Думчев выскользнул, из раскрывшегося клюва сорокопута, спрятался, а затем спустился на землю.

Так началась жизнь Думчева в Стране Дремучих Трав.

Шумел, грохотал поток, иногда заглушая голос Думчева.

Я думал: где-то на том берегу вторая спасительная пилюля! Мы ее найдем! Мы вместе вернемся к людям!

Глава 36

КОГДА В ВОДЕ НЕ ТОНЕШЬ

Сидит у царя водяного Садко

Как моря пучина над ним высоко

Синеет сквозь терем хрустальный.

А. К. Толстой

Мы переправлялись через Великий поток. Был уже ясно виден другой берег с густыми зарослями и дремучим лесом. За этим лесом — гряда холмов. А там… там катящийся шар… Догнать этот шар! Одолеть скарабеев — отобрать у них пилюлю обратного роста!

Опытной рукой Думчев направлял плот к берегу.

Вдруг я услышал резкий шум, точно кто-то ударял веслами по воде. Оглянулся — и засмотрелся. Какое странное, огромное водяное существо! Оно гребет задней парой ног, как веслами.


— Сильнее толкайте плот, — крикнул Думчев: — гладыш настигает!

И почти тут же столб воды окатил нас. Плот закачался, завертелся. Думчев перебежал на другой конец плота. Равновесие трудно было восстановить.

Плот сильно заливало водой. Он накренился, и один его край ушел под воду. Думчев выровнял плот.

Была опасная минута Но Думчев спокойно говорил, работая шестом:

— Наблюдайте! Гладыш — прообраз лодки с веслами. Задние ноги этого водяного существа похожи на весла, которыми гребет человек. Ноги — весла гладыша — держатся точно на уключинах, и концы их покрыты щетинками.

34