В Стране Дремучих Трав - Страница 58

К оглавлению

58

Челюсти насекомых с зазубренными краями (принцип режущей плоскости) подсказали человеку изготовление ножа, меча и сабли.

Думчев описывает борьбу двух рогачей-оленей и говорит: рогач-олень подсказывает человеку создание копья и кинжала (принцип острого клина). Иногда человек совмещает при создании оружия эти два принципа.

Бронзовке, говорит дальше Думчев, не страшны пчелы. Пусть жалят: ее хитиновый покров неуязвим!

Человек это увидел, учел и стал думать, как изготовить щит, предохраняющий от ударов копья. Бронзовка подсказала человеку: создавай себе такую броню, как у меня!

Думчев рассказывает, как насекомое тащит, толкает, передвигает груз, во много раз превышающий вес его тела. Он говорит о том, что паук прыгун мог бы сделать прыжок в двести саженей, если бы, конечно, по своим размерам был равен тигру.

Неужели Думчев серьезно говорит о прыжках… «паука-тигра»? Ведь это идет вразрез с элементарной механикой. Как много Думчев забыл в Стране Дремучих Трав!

Я читаю дальше о выносливости насекомых.

Насекомые могут жить без пищи месяцами, замирать на годы. Паук крестовик ткет свою паутину длиной в семьдесят два метра, не принимая никакой пищи, а если добыча не попадается, он ткет в другом месте новую.

Все эти последние тезисы Думчева я не стал внимательно читать и только просмотрел. Они уже не могла изменить моего мнения.

Все советы и «откровения» Думчева запоздали.

Тезисы заканчивались таким же необычным обращением, как и начинались:

«Ученые! Не на папирусах и не на пергаментах вы сегодня пишете свои труды, а на бумаге из древесной массы.

Так не забывайте: бумажные осы подсказали человечеству, что бумагу можно готовить из дерева, а не из тряпья. И с этого дня великая экономия в расходовании средств на такую бумагу многократно увеличила распространение науки и знаний».

Так заканчивался конспект доклада Думчева.

Глава 65

ОТКУДА ЭТА РАДОСТЬ?

Лет до ста расти нам без старости

Год от года расти нашей бодрости.

В. Маяковский

«Все верно, но все поздно!» Я написал эти слова на обложке рукописи Думчева.

Горечь! Грусть!

Довольно! Пора уезжать! Я начал укладывать чемодан. Да, конечно, Думчев — бесстрашный путешественник по неизвестной стране, но он опоздал.

В нашей стране так заботливо помогают росту всего хорошего, нового. Но кто даже в нашей стране сможет хоть чем-нибудь, хоть как-нибудь помочь Думчеву? Да и чем ему помочь? Опоздал!

Да! Надо положить обе рукописи на самое дно чемодана, а то они сомнутся…

Вот уже и вечереет… Не закрылась ли библиотека? Надо сдать книги — я уезжаю. Переложу вещи потом.

Я вышел из гостиницы, а рукописи Думчева оставил на столе в своем номере.

Чуть моросил дождик. Людей на улице не было видно. По небу шли густые серые облака. Было сыро и ветрено.

Что я напишу Думчеву из Москвы?

Сдать его рукопись в редакцию? Но в ней нет открытий. Ах, зачем я, не подумав, только в одном горячем порыве сердца обнадежил, воодушевил Думчева? Зачем вызвался отвезти в журнал его доклад? Думчев мне поверил. Он верит, что изумит мир открытиями. А рукопись из редакции ему вернут. Может быть, напишут: «У вас есть интересные сопоставления форм инстинкта в мире насекомых с техникой, создаваемой умом человека. Вместо того чтоб «открывать давно открытое», напишите занятную книжку для детей».

Я вспомнил рассказ одного писателя о старике с большой седой головой и лицом цвета пергамента. Этот старик когда-то бродил по захолустному городку и десятки лет пытался всем доказать, что он открыл какие-то совсем новые приемы и методы исчислений. Но его никто не слушал. Однажды приезжий студент-математик взял его записи и увидел, что старик «открыл» давным-давно открытую таблицу логарифмов.

Старик не без труда убедился в правильности слов студента. Он поблагодарил его и ушел к себе домой. Но в тот же день его нашли мертвым. Такова история старика.

Было уже совсем темно. Я сдал книги и вышел из библиотеки. Низкие тучи висели на небе. Какими одинокими показались мне огни фонарей на улице!

С каким грустным чувством спускался я с высокого, мокрого и скользкого крыльца библиотеки!

Лишь потом я узнал от Булай, что как раз в это время Думчев спешил ко мне — спешил радостный и счастливый.

От библиотеки до гостиницы всего две улицы и переулок. Но мы разминулись.

Думчев меня не застал в гостинице. И случилось то, чего я сам не ждал и не предполагал.

От Булай я узнал все, что произошло с Думчевым в этот день.

Часа за три до вечера Сергей Сергеевич, сопровождаемый, как обычно, Надеждой Александровной, вышел из дома и вдруг остановился у одного здания. Это была школа. Сюда подъехала грузовая машина. Вся зеленая, с ветками зелени. На крыльцо выбежали ребята с веселыми криками, с шумным смехом.

— За нами приехали! За нами! В лагерь!

И на лице Булай, когда она рассказывала об этом, выразилось крайнее недоумение:

— Почему Сергей Сергеевич остановился? Все смотрит, смотрит и не может насмотреться. Точно никогда не видел, как пионеры уезжают в лагерь.

(Тут надо сказать, что Надежда Александровна Булай так еще и не узнала, откуда прибыл Сергей Сергеевич. Она не хотела тревожить его расспросами. А я так и не успел и не знал, как ей рассказать об этом.)

Сергей Сергеевич увидел, как высокая белокурая девушка спустилась с крыльца и скомандовала:

— Смирно! К выносу знамени приготовсь!

И когда мимо затихших ребят, быстро построившихся в линейку и взметнувших руки в салюте, под звуки двух фанфар и маленького барабана стали проносить знамя, трепещущее красное знамя с золотыми буквами, лицо Сергея Сергеевича изобразило гордость и почти восторг.

58