В Стране Дремучих Трав - Страница 59

К оглавлению

59

Он все вглядывался в глаза ребят, серые, голубые, карие, черные глаза, такие лучистые, бойкие, блестящие. Эти глаза пристально провожали свое пионерское знамя.

Потом знамя погрузили на машину, и сразу все смешалось, зашумело, засмеялось. Ребята, обгоняя и опережая друг друга, кто как мог со всех сторон стали взбираться на машину. Шофер выскочил из кабинки и стал подсаживать младших. Но одна девочка, совсем маленькая, крикнула:

— Я сама! Я сама!

Она быстро, цепко и ловко взобралась на колесо, перегнулась через борт — отлетели в сторону две косички и синенькая в складочку юбочка; девочка прыгнула, села на скамейку рядом с фанфаристом и горделиво посмотрела на ребят.

Тут уж Сергей Сергеевич не выдержал, он сам засмеялся и замахал ребятам.

Машина дала гудок. Ребята запели песню.

Машина скрылась за поворотом.

Потом Думчев пошел домой. Всю дорогу он молчал. На этот раз даже сам с собой не разговаривал, хотя был взволнован.

Ни слова не говоря, он прошел в лабораторию, заперся там.

Потом неожиданно спустился со своей башенки и сказал Надежде Александровне:

— Я должен признаться: главного, самого главного мне самому не понять.

Он был в большом смущении, уселся глубоко в кресло и задумался. И тут Надежда Александровна и соседка — Авдотья Васильевна — стали его осторожно расспрашивать, чего же он, собственно, не понимает.

— Я видел, как дом строится, быстро растет, а людей я почти и не видел. Не удивился. Увидел вместо экипажей и телеги машину. Понял. Не удивился. Но вот… Скажите мне, откуда эти песни? Откуда эта радость?.. И дети и взрослые… и утром и вечером…

— Чему ж тут удивляться? Чего ж тут не понимать, Сергей Сергеевич? — сказала Авдотья Васильевна, всплеснув руками.

За последнее время она уже перестала бояться Надежды Александровны. Больше того: она все время беспокоилась и заботилась о Думчеве и все старалась как могла ради гостя.

— Чему ж тут удивляться, Сергей Сергеевич? — повторила она. — Ведь это советская власть!

И тут только Надежда Александровна узнала, что Сергей Сергеевич пробыл, подобно Робинзону, не встречая все эти долгие годы ни одного человека, в какой-то неведомой стране. Но в какой? Она хотела об этом спросить, но боялась тревожить и беспокоить Думчева.

О, как долго и как много ей придется говорить и рассказывать, пока она поможет Сергею Сергеевичу понять новую жизнь!

Начала она с пионеров, которых он видел в этот день, и перешла к тому, что произошло в нашей стране.

И странная, неожиданная улыбка какой-то особенной, глубокой, сосредоточенной радости преобразила и осветила лицо Сергея Сергеевича. Надежда Александровна посмотрела на него и вдруг узнала и вспомнила эту, улыбку. И вспомнился ей далекий летний полдень.

Как хорошо она помнит этот полдень!

Они сидели тогда у окна и смотрели на широкую степную дорогу. Воздух был зноен и точно остановился. Все живое умолкло, спряталось, притаилось. Из городка не доносилось ни звука. Д степь замерла и молчала под солнцем. Такая тишина в степи бывает тогда, когда долго стоит жаркая и сухая погода.

И вдруг Думчев стал прислушиваться. И улыбнулся вот такой же улыбкой, совсем как сейчас. Булай тихо спросила Сергея Сергеевича, чему он улыбается.

А он ответил:

— Я слышу набат… И я улыбаюсь этому набату.

Она подумала: он шутит! Ни звука кругом! О каком набате говорит Сергей Сергеевич и почему он улыбается?..

И его слова навсегда остались в ее памяти. Думчев. говорил:

— И дни и ночи я жду, все жду, что народ ударит в набат и свергнет царей, и теперь в этой тишине я это ясно себе представил. И вот я слышу, как из грядущего дня сюда плывет, плывет этот набат… Я и песню слышу, совсем веселую… песню освобожденного народа… Хотите, я ее сыграю вам на скрипке?

Об этом вспомнила теперь Булай.

Думчев улыбался сейчас совсем как тогда. И все мягче и светлее становилось его лицо, все радостней шептал он:

— Может ли быть? Может ли быть?..

А когда Булай заговорила о годах войны, губы Думчева дрогнули, подбородок задрожал. Булай рассказала о победе, о восстановлении страны, о восстановлении их города Ченска.

— Знаю! Сам видел! Поют! И все понимаю! Знаю!

И слова эти прозвучали у него так искренне, так страстно и горячо, будто он узнал, признал что-то очень знакомое, близкое и родное, будто он увидел то, с чем давно сжился в своем воображении, с чем сроднился в своих думах, еще тогда, давным-давно. Столько было правдивости в этом его восклицании: «Знаю, знаю!», что Надежда Александровна подумала: уж не подшутил ли Сергей Сергеевич, когда говорил, что жил в какой-то необитаемой стране много-много лет?

Думчев вскочил с кресла и радостный помчался в гостиницу ко мне.

Итак, мы разминулись.

Я шел в это время из библиотеки в гостиницу. Надо взять чемодан и уехать наконец из этого города.

«Не забыть бы переложить вещи в чемодане… рукопись… оба экземпляра… на самое дно…» вспомнил я, уже подходя к гостинице.

Все чаще и сильней дождик. Надвигался с моря туман.

Гостиница. Ключа в шкафчике на обычном месте не видно.

Я распахнул дверь в свой номер, но тут же замер у двери.

Ярко горела лампа. Было тихо. Но где же рукопись Думчева?

На столе ее не было.

Она исчезла, пропала из номера.

Глава 66

ДЕВУШКА, ЧИТАЮЩАЯ КНИГИ

Завертелись в моей голове мозги от фантазий.

А. Чехов

— Товарищ! Дежурная по гостинице! Кто был в моем номере?

59